Поиск по сайту
Подписка на рассылку

Духовное значение народно-исторической памяти в годы Великой Отечественной войны

     

Духовное значение народно-исторической памяти в годы Великой Отечественной войны

4. Смерть старого солдата Мои личные воспоминания озаряются светом того образа русского солдата, который представлен в поэме А. Твардовского «Василий Тёркин». Передо мной очередное её издание 1978 года. Его подготовил А.Л. Гришунин, он же написал к ней обширное послесловие. В послесловии сделан некоторый обзор критических оценок произведения, сделанных за послевоенные годы. В большинстве отзывы литературных критиков положительные. Среди них есть, однако, такие похвальные реверансы, от которых автор поэмы наверняка отказался бы. Таковые, в частности, имеются в книжке А.М. Туркова «Александр Твардовский» (М.,1966), которой касается и Гришунин. Турков в своём сочинении обращает внимание на духовные качества героя Книги про бойца, «на его высокий и сознательный патриотизм». Но в чём он это всё усматривает? Да в чём-то таком, что отличает Тёркина от русских дореволюционных солдат. А вот отождествление Тёркина с ними критик порицает, считает недоразумением, порождённым теми «модернизированными» образами русских воинов, которые появились в романах 40 –50-х годов. «Если же иметь в виду не мифических, а реальных солдат царской армии, – утверждает он, – то им при всех их достоинствах, никак не была свойственна та озабоченность судьбами своей страны, своего государства, то раскованное духовное богатство, которое не может не почувствовать внимательный читатель в Василии Тёркине» (А. Турков, с.58).
 Гришунин, цитируя Туркова, похоже, не согласен с ним, но возразить не решается. Комиссарствующие турковы сидели на верхних ступенях власти и полемизировать с ними было небезопасно. Турков по-своему прав в одном: либерально-демократической раскованности у дореволюционных русских солдат не было, но не было её и у Тёркина.
Если бы такие критики, как Турков, прочитали внимательно хотя бы только одну главу из поэмы Твардовского под заглавием «Два солдата», они бы поняли, что никакого противопоставления старого русского солдата солдату Красной армии в поэме нет. А я могу засвидетельствовать, что на белорусском фронте никому бы и в голову не пришло чувствовать себя как-то иначе, чем чувствовали, скажем, защитники Порт-Артура в русско-японскую войну. Это надо понять особенно в связи с тем, что ещё в довоенные годы Сталин наложил запрет на идеологически искажённое изложение русской истории. И молодому поколению хорошо были известны подвиги русских воинов и во время Отечественной войны 1812 года, и в годы Севастопольской страды 1853 –1856 годов.
 О неразрывной духовной связи дореволюционного и послереволюционного поколений, проявившейся в годы войны, свидетельствует такой, сохранившийся в моей памяти, факт. В ноябре 1943 года умер мой дед Алексей Кондратьевич. Жил он некоторое время в уцелевшей от пожарищ избе тётки Марины в соседней деревне Юрковка. Мне было известно, что в бедной хате тётки Марины проходили собрания штабных командиров. Хотя фронтовой штаб был расположен совсем в другом месте, какие-то фронтовые задачи решались там. В их решении принимал участие Алексей Кондратьевич. И выяснилось всё это в день похорон, когда мы увидели, что деда в последний путь сопровождает военный духовой оркестр. Распоряжение об организации почётных похорон могло исходить только от высшего армейского начальства – от командующего дивизией, а может быть, и армией.
 Ещё при жизни многие в районной округе и даже за её пределами называли Алексея Кондратьевича мудрым человеком. Он частенько говаривал: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». И было у него много друзей, с кем он любил выпить. Должно быть выпивка заглушала боли в его груди. Но ему нужна была компания. Я уже упоминал выше о том, что дед в первую мировую войну испытал на себе последствия немецкой газовой атаки. Он хорошо знал, чего можно ждать от противника.
 Внешне деда я воспринимал как древнего старика, как патриарха, хотя умер он на 59-м году жизни. Но его жизнь была отмечена всеми теми драматическими событиями, о которых теперь хорошо известно. Во время коллективизации его чуть было не раскулачили. К счастью, у него были пчёлы, и он смог откупиться мёдом перед председателем сельсовета – Чембером. Так приобретал он военный и просто житейский опыт, в котором если и был некоторый разрыв между дореволюционным и послереволюционным прошлым, Отечественная война его ликвидировала.
 Я теперь хорошо понимаю, о чём свидетельствует следующая строфа Твардовского из Книги про бойца:

Обнялись они, мужчины,
Генерал-майор с бойцом, –
Генерал – с любимым сыном,
А боец – с родным отцом.

  Деда моего бойцы и командиры называли не иначе, как отцом.
 Между прочим, отмечу, что советский кинематограф отобразил нерушимое духовное единство отцов и детей в годы военного лихолетья. Я имею в виду прежде всего прекрасный грузинский фильм «Отец солдата». Как же далека эта кинокартина от той киностряпни, что тоже была создана на грузинской киностудии в годы горбачёвской перестройки и вышла на экраны под названием «Покаяние». Что-то нехорошее происходит с некоторыми деятелями искусства, которым либо не пришлось пожить в патриотической атмосфере военных и первых послевоенных лет, либо не повезло с памятью.


5 - 5 из 7
Начало | Пред. | 3 4 5 6 7 | След. | Конец Все

Количество показов: 58798
Автор:  Л.Г. Антипенко

Возврат к списку


Материалы по теме:


Наши публикации
В данном разделе представлены статьи, относящиеся к деятельности Научно-культурного центра Русской цивилизации.